Возвращаюсь с рынка, встречаю старинную приятельницу-пенсионерку. Она несет в обеих руках картонные коробки. Редко какой пенсионер с такими вот упаковочными коробками в руках будет выглядеть хорошо, ну, да ладно, рассказ не об этом.
Поймав мой взгляд, приятельница поясняет – дети уезжают, коробки нужны, чтобы паковать им вещи. Вот и носит она по нескольку с рынка домой в каждый свой рейд, чтобы упаковывать хрупкие вещи.
Пока вместе шли домой, моя знакомая рассказывает свою нехитрую и такую типичную для "республики" историю.
В начале лета 2014 она позвонила сестре в Россию – спросить примет ли та семью племянника, если понадобится, на какое-то время. А сестра то ли в силу возраста, то ли именно в этот момент, оказалась не в настроении – и высказала все моей приятельнице-пенсионерке, что думала и о "республике", и об отделении. Основной смысл был в том, что сами вы это начали, сами и расхлебывайте, а на наше благополучие посягать не смейте.
Такое любому человеку услышать обидно, а пожилому обиднее в разы – она-то ни на какие митинги не ходила, никаких перемен не звала, и особенно ей обидно было от того, что ее во всех потерях и обвинили. Пожилые люди вообще уязвимы особенно, у них всё раз и навсегда.
С сестрой она порвала всякие контакты, хотя та потом звонила и просила прощение за свою резкость. Приняли семью сына на первое время родственники из Украины, да там в последствии сын и остался – нашел работу, снял жилье. Ему и нужно было подспорье только на первое время.
И вот теперь сын окончательно решил, что в Луганск уже не вернется никогда – в Украине у него работа, другие горизонты. Он уже присматривает там себе квартиру, а здесь дал матери задание их квартиру продавать. И мать носится с коробками-узелками, пакует то, что сыну в его новой жизни может пригодиться, но без чего он прекрасно обходится уже более трех лет. И здесь оказалось, что многое, очень многое нужно было раньше, когда они собирались вместе на праздники, когда была своя квартира с мебелью и та, прежняя жизнь.
А сейчас ему не нужны ни лишние одеяла, ни хрусталь, ни немецкий сервиз. Сказал, решай, мама сама, куда все это. И она снова носится с этими узлами уже по комиссионкам.
А кому это все сейчас нужно-то? У людей нет денег поесть нормально, а здесь фарфор, хрусталь, пуховые перины… Кто понимает в этом толк, не имеет на это денег, а кто деньги имеет, может купить все новое, а не будет выискивать обновки в комиссионках. Да и какую цену на все это ставить? Поставишь высокую цену – никто не возьмет. Из вырученной суммы 30% комиссии магазину, остается на руки – пшик.
Это по той еще жизни вещи были, ценностью, гордостью семьи. А сейчас вообще сложно сказать, что ценность по нынешней жизни. Была семья, была жизнь, были квартиры, работа, планы.
А что осталось? Она здесь охраняет все, а сын там бьется в поисках лучшей жизни. Редкие встречи и тотальная ненависть к тем, к тому, кто эту войну начал. Ни моя приятельница, ни ее близкие не выиграли ничего от всех перемен. Стали хуже жить, стали жить врозь.
И что хорошего во всем этом для них? Ничего. Обычно если люди идут на жертвы и лишения осознанно, то ради чего-то. А у большинства вышло так, что поменяв шило на мыло, люди отняли только у самих себя часть собственной жизни.
