Российская правозащитница и общественный деятель Елена Васильева с января 2017 года находится в Финляндии, в ожидании политического убежища. Она утверждает, что была вынуждена бежать из России, опасаясь физической расправы – после того, как несколько лет назад создала в Фейсбуке группу «Груз 200 из Украины в Россию» и начала вести подсчет российских военнослужащих, павших на фронтах Восточной Украины.
— Нашей группе удалось установить, что за два года, 2014-й и 2015-й, там погибло более двадцати тысяч человек. С конца прошлого года и сами так называемые ополченцы, добровольцы и российские военные, говорят о серьезных потерях. И к этому дню разговоры уже крутятся, в основном, возле числа в пятьдесят тысяч погибших. Или даже более, — сказала в интервью «Деталям» Елена Васильева.
«Указом Путина все потери засекречены. Их тысячи. Мы пытаемся донести правду», — сказано в описании группы.
Сейчас Елена живет в одном из лагерей беженцев в Финляндии. Здесь ее спрятала SUPO – финская полиция государственной безопасности — чтобы, как утверждает Васильева, исключить какие-либо неприятности, которые могут с ней случиться. «Деталям» понадобилась неделя, чтобы выйти на связь с ней и убедить ее дать интервью.
— Скажите, почему агенты SUPO выбрали именно это место?
— Они считают, видимо, что здесь надежнее. До этого меня перемещали из одного инфильтрационного лагеря в другой и, наконец, остановились на этом.
— А кто вообще в этом лагере живет?
— Девяносто пять процентов его обитателей арабы, остальные — иммигранты из Африки. Во всем лагере по-русски говорю только я. Но, с другой стороны, я так устала от преследований, что теперь чувствую себя почти, как на отдыхе. Меня поселили в отдельную комнату. Однажды начальство лагеря пыталось ко мне подселить африканку, но вмешались люди из SUPO и не позволили им этого сделать.
Как всё начиналось…
Елена Васильева – родом из Мурманска. Более четверти века занималась вопросами ядерной радиационной безопасностью. Была активистом Всероссийского Гражданского конгресса, учрежденного Гарри Каспаровым. С 2005 года много и часто ездила по регионам, где стала находить бывших военных, которых бросило на произвол судьбы государство.
— Мы их называли УБД, «Участники боевых действий», — рассказывает Васильева. — Они принимали участие в Афганской войне или иных кампаниях, о которых мы забыли. Тогда мы с Каспаровым решили их объединить и привлечь в Объединенный гражданским фронт. Вскоре мы объединили этих ветеранов в «Забытый полк». К 2013 году в эту новую организацию уже записались бывшие военные, причем люди самых разных политических взглядов – от сталинистов до демократов.
Но в то время российские власти уже начали сворачивать потихоньку активность экологов и вводить запреты на информацию, связанную с радиационной безопасностью. Закончилось все Болотной площадью, на которой меня отравили газом, и потом госпитализировали. А через год началась война против Украины, и я туда поехала. В то время в России началась антиукраинская истерия, очень много говорили про возрождающийся там фашизм.
— Хотели убедиться лично?
— Да, хотела сама найти этих злобных «укров», этих фашистов, понять, откуда они взялись. Но никого не нашла. Вернулась в Россию, участвовала в двух антивоенных маршах, тогда же мы создали антивоенное движение — а чуть позже решили, что надо документировать факты гибели россиян в Донбассе. Собирать таким образом доказательства российского вторжения в Украину.
Я ведь работала с бывшими военными, и с их помощью получила первичную информацию из регионов – кого отправили в Украину, и кто оттуда не вернулся. А военкоматы в то время стали призывать многих, якобы, на переподготовку, на резервистские сборы. Так что сведения мы получали и из военкоматов. В частности, узнали, что в Ростовскую область под видом учений были стянуты значительные воинские силы.
Вот тогда и возникла эта идея – создать в Фейсбуке группу «Груз 200 из Украины в Россию».
Под грифом «секретно»
— Первые павшие появились после сражения за Донецкий аэропорт, 26 мая. Тогда погибло сорок три человека. Но никого особо не волновало то, что отправленные в Украину назад не вернутся. И там шла реальная мясорубка, перемалывавшая и российских ребят, и украинских… И вот потихонечку, шаг за шагом, мы упорно и кропотливо собирали данные, поступавшие в наше распоряжение. Затем я через интернет обратилась к матерям, чьи дети служат в российской армии, прося их проверить, где именно в данный момент те находятся. Потому что первыми в бой бросили «срочников» – солдат срочной службы, восемнадцатилетних мальчиков.
— А как сообщают родителям, чьи дети погибали в том котле?
— По-разному. Многим вообще не сообщают. Другие из моего списка узнают. Кого-то мы находим. А рассказывают, что бывает, когда за деньги предлагают тело вернуть. Там на этом бизнес построен. Триста тысяч рублей за тело.
Наша группа в Москве участвовала в антивоенной демонстрации, скандируя: «Хватит грузов-200!». Мы распечатали тогда и несли, поднимая вверх, портреты первых погибших — мальчишек этих, псковских, саратовских, рязанских, ивановских, ульяновских. И когда несли эти портреты, обращались сразу к матерям: «Матери, проверяйте, где ваши дети!..» Наша колонна привлекла тогда внимание всего мира, без преувеличения.
— Как к вам относятся в Комитете солдатских матерей?
— Они пытались к нам присоединиться, но им быстро шелкнули по носу, приказав молчать. Я продолжила разыскивать погибших через группу «Груз 200». Подключились и украинцы, и русскоговорящие по всему миру, мы мониторили соцсети – «Одноклассники», «ВКонтакте», Фейсбук и прочие интернет-ресурсы, в поисках малейших сообщений о том, кто и когда погиб. Потому что вся информация была уже к тому времени засекречена.
И Кремль отреагировал. 3 декабря 2014 года вдруг объявили, что в России теперь будет новый памятный день – День неизвестного солдата. И Путин тотчас издал указ о неразглашении потерь среди военных в мирное время. Наши добровольцы пытались оспаривать этот указ, дошли до Конституционного суда — но ничего не вышло. А меня стали травить.
В разгар этой травли, в 2015 году, ко мне неожиданно позвонил Борис Немцов. Сказал, что подготовил доклад, с которым собирается выступить, и в который включил наши данные по Восточной Украине. Помню, как я сказала ему: «Борис, я тебя прошу, сначала этот доклад выпусти, а потом уже выступай, озвучивай его!» Но его через некоторое время убили.
В какой-то момент я поняла, что меня ищут российские спецслужбы. Я уехала в Украину, там меня охраняли добровольцы из Донбасса, прятали ребята из батальона «Айдар», защищали молодые люди из батальона «Днепр-1». Но покушения были, и я решила добраться в Гаагу через Израиль.
— Почему именно через Израиль?
— Потому что я – гражданка России, и, находясь в Украине, не могла оформить каких-либо виз. Я рассчитывала сделать это у вас. Но кто-то, а скорее всего – российские спецслужбы — сообщили о моем приезде. Мол, к вам едет человек – революционер, террорист, опасный для окружающих. И меня взяли прямо в аэропорту Бен Гурион, как только приземлился самолет. Два дня я провела в тюрьме, а потом меня спросили, куда я хочу вылететь – в Россию или Украину?
Я выбрала Украину, хотя понимала, что и там мне не дадут покоя. Мне надо было, во что бы то ни стало, выбраться за границу.
Я перемещалась с места на место в течение почти трех лет, и за это время со своими единомышленниками составила мартиролог, который мы постоянно перепроверяем. Вначале мы просто вели общий учет потерь, потом стали отслеживать погибших поименно. В моем «скорбном списке» примерно 4.5 тысяч человек.
На Донбассе очень много кладбищ, я недавно сделала небольшой обзорный видеоролик на эту тему, и те, кто его видел, испытали настоящий шок: они увидели своими глазами захоронения ребят. Ранее сообщалось также о поставках на Донбасс шести передвижных мобильных крематориев — а я, уже находясь в Финляндии, узнала, что они были закуплены здесь. Но это держится в очень большом секрете.
В самом начале боев с территории России шли, скажем так, объединенные подразделения. То есть техника из одной части, личный состав из другой, командиры из третьей… Перетасовывали так, что даже сами командиры не знали, сколько человек у них находится под началом, кто погиб, а кто вернулся. И в оборонном российском ведомстве придумали еще обозначение, помимо «Груза-200»: ТМН: «Точное место неизвестно». То есть военнослужащий как бы и не пропал без вести, но в часть не вернулся, и где находится – неизвестно. Стало быть, в число погибших не входит, а значит, и родственникам ничего не полагается за гибель кормильца…
Как удалось попасть в Финляндию
По собственному признанию Васильевой, два обстоятельства вынудили ее решиться на эмиграцию: несмотря на то, что после возвращения из Израиля в Украину, ее вплотную стали охранять добровольцы, провокации по отношению к ней не прекращались, а во-вторых, по ее мнению, власти Украины резко изменили отношение к тем, кто делал «Майдан», защищая независимость своей страны. Похоже, как считает она, эти люди стали неугодны нынешнему правительству.
— И я стала думать, как мне уехать из Украины, потому что надо было работать дальше, а собственная безопасность меня очень волновала, — говорит она.
— Как же Вам удалось все-таки уехать в Финляндию?
— Мы провернули настоящую спецоперацию, подробностей которой я раскрывать не буду. Скажу только, что мне помогли военные и пограничники: я смогла выехать в Россию на две недели, сделать тихой сапой визу, после этого на свой страх и риск, минуя Питер, пересекла границу — «в режиме молчания», как они говорят. Попала в Хельсинки и сразу сдалась властям, миграционной службе. Те меня отправили в инфильтрационный лагерь, потом в другой, потом в третий… Финны боялись, что за мной охотятся. Ну, что поделать? Живу теперь в таком режиме, жду решения финского правительства.
— О предоставлении гражданства?
— Политического убежища. Я надеюсь тогда мобилизовать средства на продолжение проекта «Груз-200», а также — проехать по всей Европе с докладами и рассказать, что реально творится в Украине. Потому что, как я уже говорила, самое главное доказательство того, что Путин ввел войска в Украину — это погибшие российские наемники на ее территории.
